Более ранний вариант настоящей статьи был прочитан в качестве лекции памяти Белкина в Калифорнийском Университете (Сан-Диего) весной 1979 г.Последняя книга Питера Маттиссена - "Snow Leopard" ("Снежный Леопард"), получила в 1979 г. Национальную Книжную Премию. В настоящее время Питер Маттиссен работает над проблемой трансгрессий правительства на священных угодьях американских индейцев.

Индейцам не свойственно представление об искусстве, оторванном от природы, частью которой является жизнь; равно как и представление о жизни, оторванной от религии. Петроглифы, рисунки на палатках, раскраска тела, песчаная живопись, одеяла, мокасины, пояса, корзины, даже драгоценности несут на себе символы, в которых передается учение; и самые священные символы не переносились на предметы, изготовленные для белого человека, ибо в той жизни, которая не отделена от религиозного опыта, такие предметы могут быть опасны, будучи наделенными силой того мира, в котором случайностей нет. Сплести корзину - значит воссоздать процесс творения, а готовая корзина - это образ Вселенной. Лишь недавно индейцы, подражая белому человеку, стали подписывать свои работы; они согласились бы с Джорджией О'Киф, которая на вопрос: "Почему вы не подписываете свои работы?" ответила: "А почему Вы не подписываете свое лицо?" В силу того, что искусство (или художник) не признается как нечто оторванное от повседневного существования, "основа для эстетической оценки непостижима". Иными словами, его богатство или бедность зависит от того, сколько силы оно источает. Слова песен играли менее важную роль, чем вызванное психическое состояние, ибо это возвышенное состояние носило защитный и целостный характер; иными словами, эти стихотворные песни оценивались по той реакции, которую они вызывали у человека, и по тому воздействию, которое они оказывали на других. Все песни обладали определенной силой, возвращая исполнителя в гармонию с жизненной силой - Великой Тайной, которая пронизывает все сущее.

Как сказал один индеец племени черноногих: "Я часто размышлял о силах в воздухе, воде и земле. Это великие тайны. Все сотворено ими ... Часами я сидел на вершине холма или у воды, наблюдая и размышляя над птицами, животными и небесами."

Священна вся природа, поэтому священны даже "песни о природе". Песни и сказки, которые, на первый взгляд, рассказывают ради развлечения, помогают понять странности, встречающиеся в повседневной жизни, закрепить в памяти или проиллюстрировать сюжеты племенной истории; они выполняют назидательную, предупредительную, практическую функцию. Один индеец-кри сказал: "Лучший рассказчик - это тот, кто позволяет тебе жить в плохую погоду - иными словами, если в рассказе речь идет о подледном лове, непременно следуют какие-то практические советы, которые слушатель может однажды применить в жизни. Даже если история всего лишь забавна, смех и радость, которые она доставляет, необычайно драгоценны в долгую зимнюю ночь или в голодную пору." У навахо Биг-Маунтин истории рассказываются только в зимнее время, когда они наиболее полезны.

Песни - будь то военные или колыбельные - тоже приурочивались к определенным церемониям или событиям для того, чтобы оказать желаемое влияние на результат. Например, мужчине, отправляющемуся на охоту, более подошла бы охотничья песня, песня о том, как он первым заметил добычу, песня о его благополучии, исполняемая женой, и т. п. Кроме того у многих индейцев была личная песня, которая исполнялась с целью придать себе ясность ума и духовную силу...

Существование индейца неотделимо от его религии, которая, в свою очередь, неотделима от природного мира. Дело не в "отождествлении природы", как в антропологии. Природа сама суть первородная религия, а человек - это часть природы; концепция "религии" создает ненужное разделение. Природа - это "Великая Тайна", "религия" до религии, глубокое интуитивное понимание истинной природы бытия, достигаемое мистиками всех времен и народов: вся Вселенная священна. Человек - это Вселенная, а религиозная церемония - это сама жизнь, сверхъестественная повседневность. Уважать природу - значит уважать себя; ибо человек и природа, хотя это не одно и тоже, близки друг другу. Растениям и животным, которых приходится убивать, воздаются благодарности с церемонией и уважением, а камни без нужды не сдвигаются со своих мест. Каждый день благодарность выражается Солнцу, Воздуху и Ветру с четырех сторон света; Воде, которая дает жизнь, Матери-Земле, и ничто не расточается бесцельно. И это уважительное осознание окружающего мира, его предупреждений и знамений, дает радостное смирение, простоту, которая тоже является уважением к Великой Тайне...

Вождь не персе Джозеф однажды заявил: "Мы с Землей едины духом," - основополагающее знание всех мистиков и широко распространенная среди традиционных народов интуиция. Истинное знание Матери-Земли становится истинным знанием самого себя. Один учитель дзен-буддизма говорил: "Если Вы познали лягушку - Вы познали все". Западный человек, утратив связь с Землей, склонен недооценивать такие явления, как восточная мистификация, но кто хоть раз в жизни не испытывал чувства, что деревья умеют видеть, а горы - ждать? В глубинах собственного существа мы также сознаем, что сотворены из тех же элементов, из тех же минералов, что деревья и горы, мы все анимисты, хотим мы того или нет. Мы все, по сути, являемся проявлениями Великой Тайны: однако, в отличие от традиционных народов, мы не придаем этому значения, а значит не улавливаем те нити, которые связывают временные скопления энергии, именуемые нами Материей. Иными словами, мы не умеем проникать в тени предметов, воспринимать всеми органами чувств, третьим оком. Как и учителя дзена, шаманы призывают учеников отбросить все умственные накопления, дабы увидеть то, что есть на самом деле, увидеть свежим взглядом, непредвзято. Один старик пуэбло сказал: "Вы должны научиться смотреть на мир дважды... Вначале Вы должны сфокусировать глаза впереди, чтобы видеть дым, поднимающийся с муравейника при солнечном свете. Ничто не должно ускользнуть от Вашего взора. Но Вы должны научиться смотреть снова, чтобы Ваш взор достиг окраины видимого мира. Теперь Вы должны видеть нечетко, если хотите видеть то, что расплывчато - видения, туман и облачных людей, животных, которые пробегают мимо Вас в темноте. Вы должны научиться смотреть на мир дважды, если хотите видеть все, что должны видеть." ( Из: Ritual of the Wind, by Jamake Highwater, N.Y., 1977).

Сегодня физики заново открывают эти нити, и их взгляды на истинную природу бытия, по-видимому, с каждым годом все ближе подходят не только к древним учениям восточных мудрецов, но и к представлениям традиционных народов всего земного шара.

Эйнштейн как-то заметил, что из всех людей лучше всего подготовленными к пониманию теории относительности оказались 12-летние дети из племени юто-ацтекской языковой группы (в которую входят хопи). У хопи нет выражения обозначающего "время" тем более "прошлое" и "будущее"; время - это не линейное, а циклическое пространство, в котором прошлое, настоящее и будущее всегда вместе. Один старик шайенн сказал: "Индейцы, в отличие от христиан, не говорят о начале. Они ничего не знают о начале и никогда не скажут, что должен быть конец." В том же духе вождь Неистовая Лошадь мог сказать: "В этот день хорошо умереть, ибо все в моей жизни здесь". Или (как говорит дзен) "Все сейчас здесь".

Индейцы не делают нашего губительного для жизни разграничения между разумом и телом, между священным и мирским. Во многих индейских племенах учения, аналогичные тибетским тантрам, выражаются священными клоунами или танцорами, которые показывают низкие и извращенные обратные стороны бытия, для того, чтобы сломать барьер предвзятых представлений и позволить посвященным хотя бы мельком увидеть всю текучесть и взаимопроникновенность бытия; тем самым они становятся посредниками между одним способом восприятия и другим. Например, у хопи клоуны с огромными искусственными половыми органами могут инсценировать совокупление прямо на вершине священной гробницы, демонстрируя пренебрежение предвзятыми формами и представлениями человеческой религии; они ломают структуру, внешний вид вещей ради того, чтобы вскрыть их сущность.

В том же духе один учитель чань мог крикнуть своим ученикам: "Убей Будду!" И поток энергии между линейной реальностью и вневременной, цикличной, сокрытой за ней, между одним способом восприятия и другим, воспринимается индейцами как само собой разумеющееся; они допускают то молчание, которое необходимо для получения восприятий, не поддающихся логическому или просто словесному объяснению: то абсолютное молчание, которое, как говорил Черный Лось, "...суть голос самого Великого Духа".

Индейцы принимают природный мир таким, какой он есть; они не пытаются властвовать над ним, тем более изменять и не считают, что существует необходимость его понимать так, как это делает белый человек: анализируя и пытаясь сломать его неуловимые части; наоборот, они видят его, т. е. понимают, открывая себя силе Оренды присутствующей в природном мире, той более обширной реальности, которая лежит в основе того, что мы видим. Один шаман юроков сказал (как мог бы сказать и учитель дзен): "Видеть - значит видеть то, что на самом деле существует; не то, что Вы бы хотели, чтобы было, а то что есть на самом деле. Это - всеобъемлющее восприятие."

Мой друг могаук порой спрашивает меня, как это во мне уживается интерес к индейской религии и практика чань-буддизма: может я несведущ, но в этом я не нахожу серьезного противоречия; каждое из учений дополняет другое. Индейцы делают упор на осознании присутствия Великой Тайны в каждом мгновении и во всех вещах; чань-буддизм также настаивает прежде всего на том, чтобы мы обращали внимание на текущий момент, на обыденные чудеса...

Я неоднократно встречал доказательства необычайно острого зрения у традиционных народов. Много лет назад, будучи в Новой Гвинее, я стоял на краю скалы с одним воином ндани. Он всматривался в густой кустарник, находившийся в миле или далее, за речной долиной и болотом. Стояло раннее утро. Еще царил полумрак. Однако вдруг он сказал: "Враг!" и, показав направление, нырнул в кусты. Я ничего не видел. Даже через бинокль я не мог заметить человека, пока он не показал мне снова. Наконец я увидел в тени деревьев смуглую обнаженную фигуру, которая стояла абсолютно неподвижно и пристально смотрела в сторону нашего укрытия. И я подумал: "Черт побери! Что за великолепное зрение". Я с трудом в это поверил.

Несколько лет спустя на озере Туркана в северном Пограничном районе Кении я шел по берегу с рыбаком из племени моло. Впереди, по меньшей мере в миле от нас, виднелись сотни валунов, торчавших на мелководье. И вдруг этот рыбак сказал, показывая на валуны: "Крокодил". Все, что можно было увидеть от крокодила, так это ноздри, время от времени появлялась макушка - крохотные бугорки среди сотен других. И внезапно я понял, какое чудесное зрение у традиционных народов.

Тот воин ндани не мог не заметить темное пятнышко среди кустарника; это не было тенью. Он видел не "человека", а чужеродное "затмение". Его народ принадлежал к военной культуре; они ходили на войну с копьями и луками практически каждую неделю. Он бы не выжил, если бы не знал свою родную территорию, как свои пять пальцев. И рыбак на берегу озера видел не морду крокодила; он видел один и тот же валун настолько часто, что опыт тысяч дней не мог пройти бесследно. Птица устанавливая свою территорию, запоминает ее ландшафт; она знает, где можно найти пищу, укрытие, воду и как передвигаться в темноте или второпях, и она видит все, что двигается. Знание территории как свои пять пальцев - залог владения ею и даже существования. В тех культурах, которые до сих пор близки земле, существование может зависеть от того, насколько ты способен замечать опасное или съедобное, и такие люди лучше видят. Не потому, что у них развиты органы зрения, а потому, что они чувствуют даже самое незначительное изменение в окружающей среде; они как кошка у мышиной норки, не напряженные - нет, а свободные от всего, кроме готовности, так что стоит только чему-то измениться в этом поле сосредоточения, и это изменение не ускользнет от внимания.

Эта сосредоточенность, проистекающая от "свободы" (отрешенности от всего, кроме готовности - прим. переводчика), есть источник силы, которая известна и шаманам и восточным мудрецам. "Когда ваш разум будет пуст как долина или каньон, тогда вы постигнете силу Пути".

В той или иной степени мы все обладаем "силой", но она приходит в негодность от неупотребления, как наш аппендикс, как способность пробежать за один день 100 миль. Есть такие каналы связи, способы восприятия, для которых у нашего крайне ограниченного представления о реальности нет названий, и в этих каналах нет ничего "сверхъестественного"; это лишь естественные атрибуты духа, которые можно раскрыть через йогу, через медитационную практику чань, через эскимосскую практику вырезания больших кругов из мягкого камня, или через пляски бушменов, дервишей, пуэбло; они разрушают структуры интеллекта (стереотипы сознания - прим.) давая возможность проявиться в человеке тому, что индеец назвал "большими силами сердца". Одной из причин поиска видений было стремление постичь истинную природу существования; после 4-х дневного поста, проведенного в одиночестве на высокой скале в великом молчании и уединении Земли, нужно было обнаружить нечто, что считалось отделенным "я", не оторванным от деревьев, камней, ястреба, насекомых; что за пределами чувственного восприятия находится другой уровень сознания, в котором все взаимосвязано, одновременно и едино.

Для достижения такой ясности существует множество дорог или "путей"; не нужно быть индейцем, чтобы достичь этого. Естественно, нельзя идеализировать индейские "силы" или духовность, особенно теперь, когда большинство индейцев утратило связь с культурой прошлого. С другой стороны, не вызывает сомнений, что традиционные народы со всего земного шара многому могут научить обделенную духовностью расу, которая, по словам Хромого Оленя видит "только одним глазом". Эта полуслепота была проклятием белых людей на протяжении всего периода времени, что индейцы знают нас, но так было не всегда. И теперь нам надо снова обратиться к благоговению, дабы восстановить гармонию с природой и выжить.

Первым делом мы должны признать Великую Тайну, которая пронизывает каждый миг все вокруг нас; Великая Тайна - это музыка звезд, цвет ветра, мертвая тишина в промежутках между приливом и отливом глухой полночью, деревья, птицы, ступни, морской жемчуг, навоз; и она не менее и не более странна, красива и пугающа, чем сама наша жизнь. Когда современный человек вспомнит об уважении к земле, когда наука станет оружием на службе природы, а не оружием ее подавления, тогда снова настанет утерянный Рай, Золотой Век, сохранившийся в памяти всех народов мира, и все люди будут "in Dios", Божьими людьми.

Питер Маттиссен
"American West", May/June 1982,v.XIX, №3, pp. 44-49.

Перевод Дзибеля Г.