Канун разрушения

В течение шести месяцев, предшествовавших вторжению американцев в Ирак в марте 2003 года, и шести недель после него (завершившихся речью Джорджа Буша под названием «Миссия выполнена»), я часто сравнивал мое положение в Вашингтоне с положением Джанет Рэнкин (Jeannette Rankin), женщины-члена Палаты представителей Конгресса от штата Монтана и пацифистки, которая голосовала против участия США в обоих мировых войнах. Речь не о том, что я бы тоже проголосовал против участия в войне в 1941 году: дело здесь не в ее изоляционизме, а в ее изолированности.

Разумеется, были такие люди, которые выступали против вторжения в Ирак – в том числе сенатор от штата Иллинойс Барак Обама – однако в Вашингтоне очень трудно было найти противников этой военной миссии. Когда ответственный редактор издания The New Republic заявлял о необходимости «внешней политики силы», я как правило был единственным несогласным, и из всего нашего штата мою точку зрения разделяли только три женщины: Мишель Коттл (Michelle Cottle), Лаура Оболенски (Laura Obolensky) и Сара Уайлдман (Wildman). Оба главных национальных ежедневных издания — The Washington Post и The New York Times (где публикуются статьи Джудит Миллер (Judith Miller)) – активно выступали за начало войны. Все эксперты Международного фонда мира Карнеги, за исключением Джессики Мэтьюз (Jessica Mathews), считали войну необходимой.

В декабре 2002 года меня пригласили на роскошную конференцию в Центре этики и общественной политики, расположенном на курорте в Ки-Уэст. Тема конференции звучала как «Политический ислам», и на ней присутствовали многие из самых известных политических журналистов из Вашингтона и Нью-Йорка. Разговор, разумеется, зашел об Ираке, и я обнаружил, что людей, которые подобно мне, выступают против вторжения в Ирак, крайне мало. Двое докладчиков на этой конференции – Кристофер Хитченс (Christopher Hitchens), который позже писал статьи для Slate, и Джеффри Голдберг (Jeffrey Goldberg), который тогда работал в The New Yorker – великодушно предложили доказать мне ошибочность моей позиции.

Однако я нашел своих единомышленников в двух довольно странных местах – в ЦРУ и среди военной интеллигенции. Осенью 2002 года я получил приглашение принять участие в семинаре Центрального разведывательного управления, посвященного тому, каким мир станет через 15-20 лет. Я пошел туда из чистого любопытства – я не очень люблю такого рода темы – но на этом семинаре выяснилось, что большая часть дискуссии была посвящена предстоящему вторжению в Ирак. Все участники этого мероприятия, за исключением меня и его председателя, были профессорами по международным отношениям. И практически все выступали против вторжения в Ирак.

В начале 2003 года меня пригласили еще на одно мероприятие ЦРУ – на ежегодную конференцию по вопросам внешней политики в Вилмингтоне. Во время этой конференции один из сотрудников управления отвел меня в сторону и объяснил, что главной целью проведения этого мероприятия было убедить Белый Дом не вторгаться в Ирак. Они понимали, что они не могут сделать этого напрямую, но надеялись донести свою мысль, выпустив отчет по материалам конференции. По его словам, меня пригласили из-за моей колонки в The American Prospect, где в то время я писал о своем несогласии с вторжением в Ирак. Когда Спенсер Акерман (Spencer Ackerman) и я позже писали статью о роли ЦРУ в обосновании вторжения, мы обнаружили, что существовала некая «Команда В» под руководством директора ЦРУ Джорджа Тенета (George Tenet), однако, как мне удалось выяснить во время моего краткого пребывания среди представителей ЦРУ, большинство его аналитиков были против вторжения. (После публикации нашей со Спенсером статьи, я получил еще больше приглашений на семинары и конференции.)

Тоже самое мне сказал Джон Сумида (Jon Sumida), историк из университета Мэриленда, который специализируется на истории военно-морского флота и часто читает лекции в военных колледжах. По словам Сумиды, большинство военных, с которыми ему довелось беседовать на эту тему – а знакомых в этой сфере у него масса – были против вторжения в Ирак. Слова Сумиды подтвердились примерно год назад, когда меня пригласили выступить с докладом о войне в Ираке на конференции в Мэриленде, посвященной внешней политике США. Мою речь должен был прокомментировать профессор из Военно-морского колледжа США. Я боялся услышать в свой адрес резкую критику в ответ на мое заявление о том, что США совершили ошибку, вторгшись в Ирак, но, к моему удивлению, профессор упрекнул меня за излишнюю снисходительность по отношению к администрации Буша.

Все несогласные с вторжением оказались абсолютно правы, и ни одно событие из тех, что произошли с тех пор, не смогло опровергнуть их мнение. США потеряли несколько сотен тысяч человек, чтобы помочь установить режим, который в конечном итоге может оказаться таким же репрессивным, как и режим Саддама Хуссейна, который является близким партнером иранского правительства и который, скорее всего, заключит нефтяные контракты с китайскими, а не американскими компаниями. Кроме того, у Ирака даже не было «ОМУ» (оружия массового уничтожения) — нелепая аббревиатура, которую администрация Буша использовала, чтобы приравнять обладание химическим и биологическим оружием к обладанию ядерным оружием.

Люди, хорошо знакомые с делами Ближнего Востока и горем войны, были резко против вторжения в Ирак. Среди них были не только аналитики ЦРУ и военные профессора, но и Управление разведки и исследований при Госдепартаменте США, которое отвергало заявления администрации о том, что Ирак ведет работу по созданию ядерного оружия. Однако они не могли настаивать на том, чтобы их мнение было принято во внимание. Аналитикам не оставалось ничего кроме как придумать их простенькую схему и выпустить для Белого дома доклад о далеком будущем, который, как они надеялись, кто-нибудь обязательно прочитает. Несогласных среди военнослужащих, как мы знаем, заставили молчать министр обороны Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) и его заместитель Пол Волфовитц (Paul Wolfowitz). А мнение Госдепартамента Белый дом просто проигнорировал.

Некоторые официальные лица в Вашингтоне до сих пор не отреклись от своих убеждений (если только я не пропустил редакторскую статью Фреда Хайатта (Fred Hiatt) в Washington Post с извинениями за то, что это издание сыграло ведущую роль в раздувании огня войны), однако большинство людей, с которыми я работал, начали сомневаться в оправданности этой войны уже через четыре месяца после ее начала. Я помню свой разговор с Лоуренсом Капланом (Lawrence Kaplan), который освещает вопросы внешней политики в нашем журнале и который в соавторстве с Уильямом Кристолом (William Kristol) написал книгу, посвященную этой войне. У Лоуренса была масса знакомых в неоконсервативных кругах, и он однажды сказал мне, что, к его удивлению, некоторые люди, с которыми он беседовал, предвидели смену режимов в Иране и Сирии. Полагаю, это было первым звоночком для Лоуренса о том, что он сел на поезд до Багдада с множеством сумасшедших людей. (Позже Лоуренс написал блестящий репортаж о крахе либеральной мечты в Ираке, которая привела в ярость неоконсерваторов.)

Я выступал против войны в Ираке, не слушая тех, кто утверждал, что у них есть «достоверная информация», возможно, потому что в политическом смысле я достиг совершеннолетия в эпоху Вьетнамской войны и уже тогда научился не верить правительственным обоснованиям войн. Я поддержал первую войну в Персидском заливе, в первую очередь, из-за ограниченного числа ее целей. Я также поддержал администрацию Клинтона в вопросе вторжения в Косово. Цели Джорджа Буша в Ираке ничем не отличались от целей американцев на юге Вьетнама. В те месяцы, которые предшествовали вторжению в Ирак, меня одолевали дежавю, которые совершенно не заинтересовали моих коллег. Тем не менее, даже я дрогнул после вводящей в заблуждение речи Колина Пауэлла (Colin Powell), произнесенной им на заседании ООН в феврале 2003 года, в которой он изложил так называемые доказательства того, что Ирак готовится создать ядерное оружие. Однако один из моих друзей антивоенных дней напомнил мне о доводах против вторжения.

Речь Пауэлла оказала на меня такое сильное влияние, какое только может оказать на общественность правительство, твердо решившее ввести всех в заблуждение, особенно в вопросах, касающихся внешней политики. А если несогласные из ЦРУ, вооруженных сил и Госдепартамента молчат, то у общественности – не говоря уже о журналистах – нет иного выбора, кроме как поддержать намерения администрации. Месяцы, которые предшествовали вторжению в Ирак, доказывают важность того, чтобы общественность имела полный доступ к информации, прежде чем она станет принимать решения о мире и войне. И этот урок необходимо учесть, прежде чем мы ввяжемся в еще одну войну на Ближнем Востоке.