Для меня все началось в 1984 году, когда по стечению определенных обстоятельств передо мной встал выбор: или присоединиться к Орлиному Перу и общине "Голубая Скала", или ехать в Псковскую обл. к Красному Волку, который закладывал основы реального индейского клуба в г.Великие Луки. Так я оказался на Псковской земле. Были единомышленники: Большой Бобр, Мустанг, Трава, Маленький Волк…. Было огромное желание, но не было благословения Вакан, поэтому идея с клубом не осуществилась.

Вырвавшись из Арзамасской зоны на просторы Большой Земли, я уже не мог успокоиться и вскоре переселился в сельскую глубинку, в с.Забелье, поближе к Мустангу, который тогда работал в лесничестве с.Алушково. Одинокая жизнь двух сельских друзей-индеанистов закончилась неожиданным событием - мы почти одновременно женились. И оба привезли своих жен-украинок в псковские села. Алушково стало местом встреч трех семей: Красного Волка, Мустанга и Руки. Сюда приезжали и другие индеанисты: Большой Бобр, Тетива, Мато Хи, Большое Сердце, Рибанна, Желтая Собака. Со временем, сама собой родилась идея не просто встречаться, а жить в одном месте общим коллективом из нескольких семей, но не общиной. Просто вместе жить, работать в лесничестве, растить детей и помогать друг другу по хозяйству, без которого деревенская жизнь не имеет смысла. В дальнейшие планы входило полное самообеспечение путем совместного ведения фермерского хозяйства, включающего лошадей, коров, свиней, земли и т.д. В таких непростых условиях особое внимание должно было уделяться духовной жизни в индейских традициях. Эта идея осуществлялась, но медленно и, в конце концов, по ряду причин так и не воплотилась. А с отъездом по семейным обстоятельствам Мустанга с женой на Украину и вовсе умерла.

Но сама идея не давала мне покоя; угомонился я только тогда, когда приобрел полуразрушенный дом и вместе с женой Огневой Пчелкой переехал в староверскую деревню Петраши. Так сбылась моя мечта: жить дружной, самостоятельной "индейской" семьей в доброй связи с Матерью-Землей, на лоне живописной Природы, которая окружала наш дом и деревню. Мы не боялись трудностей. Отстроили дом. Родилась дочь. Росло домашнее хозяйство, состоящее из кур, кроликов, коз и овец. Взяли 50 соток земли под огород и 1,5 га под сенокос. Научились и землю обрабатывать, и доить, и косить, и дрова рубить… Я работал в совхозной строительной бригаде, а Пчелка следила за дочерью и хозяйством. Мы стремились к полной независимости, чтобы полагаться только на свои силы. Мы не преследовали высоких идей, жили скромно, в трудах и заботах, прося в молитвах помощи у Вакан. В дальнейшем предполагали обзавестись коровой (даже успели купить телочку) и лошадью, и переключиться на выращивание индейских культур: табака, тыквы, бобов, кукурузы, картофеля, перца и томатов, чем и начали заниматься.

Но перестроечная "дубина", размолотившая "Голубую скалу", поколотила и нашу отдельно взятую индеанистскую семью. Резкое обнищание сельского народа, безработица и безденежье обострило внутреннюю семейную обстановку. Подрастала дочка… Я фанатично продолжал защищаться от ударов безразличной "дубины", не веря в крах своей мечты, которая распускалась, как мне виделось, словно цветок под теплыми лучами Солнца.

Наша семейная история в чем-то была удивительно похожа на поучительный рассказ Д.Шеффера "Каньон" (Сборник рассказов "Каньон", М: Молодая гвардия, 1983. С.13-106. - Прим. ред.) По сути дела, мы были самыми молодыми, одинокими и чужими в Петрашах. И даже наш дом особняком стоял на окраине деревни, внушая местным старикам что-то мистическое, хотя в округе нас все знали и уважали за трудолюбие и трезвый образ жизни. Но нас никто не понимал, принимая за сектантов, а мы чувствовали себя красными среди белых. Помните в рассказе Медвежонка и Пятнистую Черепаху? Они жили уединенно и счастливо в своем неприступном каньоне. У них был кров, вдоволь еды и одежды. Но смерть их малыша отрезвила Медвежонка, и он осознал величайшее значение племенного Круга, где дети играют с детьми, где старики открывают молодым Знания, где бабушки наставляют и учат девочек и т.д., и т.д. И они возвратились к своему народу. Но даже несколько опасных случаев с нашей дочерью, когда она чуть было не утонула в озере, не могли отрезвить меня, зато вовремя отрезвили Пчелку…

Конец Петрашовскому эксперименту наступил в 1993 году. Он был не столько ужасным, сколько закономерным и поучительным. Пчелка, как решительная женщина, взяла и вырвала цветок, обреченный на медленное усыхание. С точки зрения матери, она поступила совершенно правильно. Сейчас она с дочерью живет в городе, в родительском доме. Мне ничего не оставалось, как частью продать, частью раздать хозяйство, закрыть дом и вернуться в свой родной город Саров. Мы снова стали городскими индеанистами…

Пчелка однажды заметила: "Происходящее сегодня человек может только понять, но осознание событий придет к нему только через какое-то время". Да, мы были самостоятельной сельской индеанистской семьей, и жили мы не где-то за Алтайскими горами, а между Москвой и Питером. И что мы видели? Акции в поддержку Л.Пелтиера, визиты индейцев, выставки, Священный Бег и другие события - все это пролетело мимо нас. Потому, что тот же выезд на Пау-Вау становился проблемой "жизни и смерти". Если ехать, значит бросить всю живность на голодное существование, нарушить ритм удоев, пропустить самый пик сенокоса, когда в начале июля стоит самая питательная и цветущая трава и т.д. Или не ехать, повинуясь деревенскому закону, гласившему, что "весной и летом в поту паши, а зимой на печи сытым лежи". И мы вырывались, неся убытки. Чего только стоили нам выезды с грудным ребенком на Пау-Вау 1990 и 1991 гг. Но и было то, ради чего!

Городскому индеанисту никогда не понять сельского или лесного индеаниста, который ежедневно борется, чаще в прямом смысле слова, за свое духовное и физическое выживание, ибо Равновесие и Гармония просто так, сами по себе, не устанавливаются.

Заканчивая сой рассказ, я хочу выразить огромную благодарность Огневой Пчелке, которая, будучи восемнадцатилетней девчонкой,не испугалась уйти из современной городской квартиры в деревянный сруб "со всеми удобствами", которая разделила со мной все трудности и радости того удивительного периода "больших переселений индеанистов". Проходят годы, но я по-прежнему вспоминаю с грустью наш "Петрашевский Каньон" и благодарю Вакан за пережитый жизненный урок. "Один человек не может изменить племя, но он может жить со своим племенем, не позволяя чересчур изменять себя…" (Из рассказа "Каньон").

Скорее всего, прав Орлиное Перо, утверждая о том, что "для людей, решивших связать свою жизнь с индейской практикой, это (общинный индеанизм - А.О.) единственный способ вырваться из рамок обычного хоббизма… Ведь только сообща можно осуществить какие-либо действительно серьезные, грандиозные и трудоемкие проекты".

Мне думается, что большинство индеанистов не хотят и не готовы переродиться для общинно-племенного образа жизни. Поэтому время настоящего общинного индеанизма еще просто не наступило. Индеанизм - это не голый ствол, а Дерево с густой зеленой кроной, где каждая веточка означает ученого, писателя, хоббиста, городского или сельского индеаниста, одиночку-охотника, бродягу-путешественника, общинника, учителя, знахаря и т.д. Лишь бы они были живыми и приносили плоды, питаясь благодатной силой Солнца-Вакан во имя общего благосостояния Красного Дерева. А прекрасная Мечта Орлиного Пера и его единомышленников о Великом Красном Братстве еще ждет своего часа.

А. Осипов (Левая Рука),
(г.Саров, Нижегородская обл.)