В 1971 году Никсон и Киссинджер совершили блистательный ход, воспользовавшись китайскими страхами по поводу СССР и сделав исторический шаг навстречу Китаю. Эта шахматная комбинация создала стратегический треугольник, в котором США заняли выгодное положение, перевернув идеологию с ног на голову и разделив два коммунистических режима. Сейчас же, в условиях удивительного невнимания со стороны Соединенных Штатов, напряженность в отношениях с Россией привела к тому, что Америка оказалась обойденной, и это может иметь весьма рискованные последствия для мирового порядка. Российско-китайские отношения сегодня лучше, чем когда-либо за последние полвека, и благодаря такому положению вещей они обрели шанс обустраивать мировой порядок по своему усмотрению.
Стратегическая логика Киссинджера заключалась в том, чтобы дать США преимущества, улучшив отношения Вашингтона с Москвой и Пекином по сравнению с теми, которые существовали у них между собой. Но похоже, что сегодня в победители выходит Китай, поскольку раскол между Америкой и Россией усиливается. Есть тенденция фокусировать внимание на исторических разногласиях, межрасовых страхах и геополитическом соперничестве; однако новая тенденция в российско-китайских отношениях способна оказаться более прочным браком по расчету, чем это признают представители вашингтонской внешнеполитической элиты.
Санкции против путинской России, введенные по инициативе США, вынудили эту страну обратить свои взоры на Восток, и в первую очередь на Китай – пусть даже это ослабляет Москву и превращает ее в младшего партнера. Ее долгосрочное энергетическое будущее находится в Азии, а газовые и нефтяные соглашения с КНР на сумму почти в половину триллиона долларов помогут поддержать просевшую российскую экономику. Китай вместо соперника приобретает ценного партнера в деле стабилизации и модернизации Евразии, на которую он смотрит отнюдь не как на застойное болото, а как на свое экономическое будущее. Новая китайская привязка к Евразии, осуществляемая в рамках концепции «Один пояс — один путь», способна превратить в ценное стратегическое преимущество его серьезный недостаток – общую границу с 14 странами. Вместе они стремятся реализовать теорию евразийского «Хартленда» Маккиндера, не встречая при этом никакого сопротивления – за возможным исключением Индии.
Успех партнерства в Евразии, который укрепит экономические перспективы данного региона, создав необходимую инфраструктуру и загнав в угол экстремизм, угрожающий самовластным правителям из Москвы, Пекина и Центральной Азии, продемонстрирует действенность незападной модели авторитарного государственного капитализма. Это заметит не только Евразия, но также Африка и Латинская Америка, где Китай уже осуществляет свое проникновение, щедро вкладывая деньги в проекты развития.
В определенной степени такое партнерство уже существует. Китай обычно следует за Россией в Организации Объединенных Наций; вместе они заблокировали санкции против Асада в Сирии, сделав так, чтобы западная операция по свержению Каддафи в Ливии стала последней в своем роде кампанией под лозунгом «обязанности защищать». Осуждаемое Freedom House отступление демократии (ее ослабление происходит девять лет подряд), будет ускоряться. Пекин и Москва без церемоний демонстрируют свое предпочтительное отношение к связям с диктаторами.
Российские усилия в рамках Евразийского союза получат дальнейшее подкрепление. Шанхайская организация сотрудничества набирает в свои ряды все новых членов (недавно в нее вступили Пакистан и Индия), так как регион чувствует, в какую сторону начинает дуть ветер с уходом США и НАТО из Афганистана, где они оставляют полную неразбериху. Считается, что Соединенные Штаты и их западные партнеры по уши завязли в своих делах на Ближнем Востоке, и одновременно пытаются заверить страны Центральной / Восточной Европы, что обязательства в сфере безопасности в рамках статьи V устава НАТО действуют по-прежнему.
Пока Москва и Пекин стараются избегать стратегического соперничества в Центральной Азии. Похоже, что там возникает некое подразумеваемое разделение труда между Россией и Китаем: Москва возглавляет решение вопросов безопасности, а Пекин наводняет регион помощью и инвестициями. Этим усилиям будут содействовать новый Банк развития БРИКС и Азиатский банк инфраструктуры и инвестиций. И напротив, «сланцевая революция» в США, а также новые игроки типа Ирака и Ирана снижают привлекательность Центральной Азии. Нефти у Запада — более чем достаточно. Рынок у него местный. Эпоха крупных трубопроводов подошла к концу.
Борьба с терроризмом была еще одним источником привлекательности данного региона. Поставляя в Афганистан войска и предметы снабжения, Соединенные Штаты и их союзники нуждались в странах Центральной Азии. Теперь же их роль снижается. Вести борьбу с терроризмом можно дешевле при помощи беспилотников – а в Пакистане и Афганистане мы даже не нуждаемся в разрешении на их применение. Наш уход дает Китаю возможность для начала евразийского гамбита.
Кроме совпадения евразийских целей, у двух стран имеется множество других общих интересов, объединяемых противодействием американскому господству, американским ценностям демократии и прозрачности, а также общее стремление к многополярному мировому порядку. Обе они проводят националистическую политику, используя свою историческую и культурную самобытность. Обе стремятся к авторитарной капиталистической модели, противопоставляя ее «Вашингтонскому консенсусу». Обе выступают против открытого интернета и хотят его фрагментации.
В связи с этим возникают серьезные вопросы о будущем глобального правления и о динамике мирового порядка. В худшем случае может возникнуть новая двухполярность, причем на одном полюсе окажутся Китай, Россия и кучка авторитарных режимов Центральной Азии, а на другом Соединенные Штаты, Евросоюз и их азиатские союзники и партнеры. Это вряд ли будет способствовать миру и процветанию. При таком сценарии многие страны, прежде называвшие себя «неприсоединившимися», скажем, Индия и Бразилия, окажутся меж двух огней.
Но есть и другие тенденции. В то время как Россия стремится выйти из глобальной экономики, в которую она вошла после распада Советского Союза в 1991 году, Китай сделал ставку в развитии как раз на глобальную экономику, а внутри страны наметил программу рыночных реформ, нацеленных на преобразования в своей экспортно-ориентированной и основанной на инвестициях экономике, пытаясь сделать ее инновационной и направленной на внутреннее потребление. Здесь свою роль несомненно играют экономические расчеты Китая. Объем китайской торговли с США и ЕС в 2014 году составлял 1,1 триллиона долларов, а с Россией 100 миллиардов долларов. Некоторые из подписанных в последние годы колоссальных нефтяных и газовых сделок могут оказаться под угрозой – либо их реализация замедлится. Замедление темпов роста экономики Китая и его спроса на энергоресурсы, а также снижение нефтяных цен и изменения на мировом газовом рынке могут внести изменения в энергетические расчеты Пекина.
Если российское нефтегосударство находится в состоянии медленного, но неотступного упадка, то Китай — это усиливающееся государство — все чаще называет себя великой державой. И похоже, что он твердо намерен создать современную версию средневекового вассального правления в Азии, в центре которой намерен встать сам в качестве сюзерена.
Китаю также некомфортно от российского вмешательства в дела бывших советских республик, где Москва поощряет всяческие сепаратистские движения типа того, что возникло на востоке Украины. Пекин просто одержим вопросами суверенитета. Он без особого энтузиазма относится к действиям России в восточных украинских регионах.
В Америке есть свои нативисты типа Трампа, которые опасаются латиноамериканского влияния, а Россия, в свою очередь, боится азиатского засилья на своем Дальнем Востоке. Более того, многие территориальные притязания Китая в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях базируются на фактах истории. До 17-го века, когда Москва оккупировала русский Дальний Восток, на большую его часть претендовала китайская династия Мин.
Россия может надеяться только на усиление морских территориальных споров в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, где против Китая будут выступать Соединенные Штаты и их союзники, из-за чего Пекин попадет в российские объятия. Пекин будет внимательно наблюдать, насколько уважительно Соединенные Штаты относятся к его морским интересам.
Означают ли эти тенденции то, что российско-китайское дружелюбие не столь прочно и основательно, как утверждают некоторые? Усилятся ли исторические страхи и соперничество? Есть ли у США возможность для воссоздания чего-то подобного киссинджеровскому стратегическому треугольнику?
В значительной степени направление движения мира (к новой тревожной двухполярности или к более всестороннему, с учетом интересов всех, но все-таки глобализующему мировому порядку) будет зависеть от той роли, которую Соединенные Штаты играют в сложной системе международных отношений, где власть и влияние размыты и распылены, и никакая отдельная страна не может в одностороннем порядке определять судьбы мира.
От США потребуется больше ловкости, маневренности и прагматичного реализма. Америке придется отказаться от своих однополярных наклонностей и начать действовать в качестве первого среди равных. Могут ли в таких условиях США позволить себе конфронтационное отношение к России и Китаю? Чтобы найти новое равновесие в отношениях с Россией, потребуются весьма неудобные компромиссы. Однако все до единой предвыборные кампании в ходе президентской гонки наверняка будут соревноваться в своей антироссийской и антикитайской риторике, упуская возможность поговорить о том, как надо действовать США в условиях меняющегося мирового порядка. Может, нам и хочется вернуться в 1971 год, но Кремниевая долина пока не создала жюль-верновскую машину времени. Склонность средств массовой информации и многочисленных кампаний заниматься пустяками ослепляет нас, мешая разглядеть крупные стратегические сдвиги. Однако новая «Большая игра» уже началась, и мы в ней серьезно проигрываем.
Мэтью Барроуз — директор Инициативы стратегического прогнозирования при Атлантическом совете. Его последняя книга называется The Future Declassified: Megatrends that Will Undo the World Unless We Take Action (Расшифровка будущего. Мегатенденции, которые разрушат мир, если мы не примем меры). В августе 2013 года он завершил свою 28-летнюю карьеру в ЦРУ и Госдепартаменте, где последние десять лет работал в Национальном совете по разведке. Роберт Мэннинг – старший научный сотрудник Атлантического совета.
Оригинал публикации: America’s Worst Nightmare: Russia and China Are Getting Closer