Наиболее ярким проявлением индеанизма 80-х гг. в России было общинное движение, и мне, как непосредственному участнику этих событий, хотелось бы поделиться своей точкой зрения. В начале семидесятых мы даже не смели предполагать, что наша деятельность станет культурным явлением в истории страны наряду с прочими "неформальными течениями". И, как бы полемизируя с Ясененко О. ("Первые Американцы", 1996г./№1), хочу возразить, что не существует единой опосредованной точки зрения на "индеанизм". Существуют два полюса, два взгляда на это явление. Первый есть продукт просоветской прессы, выполняющей социальный заказ по освещению неформальных течений и рисующий этакого "неплохого парня" (или девушку), ненаигравшегося в детстве и продолжающего свою игру уже более обстоятельно с историко-этнографической точки зрения. Причем текст данных статеек преподносит обывателю образ забавного романтика с перьями в голове и книжками под мышкой, в общем-то безобидного. Тон изложения обычно снисходительно-восторженный - "хороший мальчик". Но к этому мы уже привыкли и даже сами (!) стали кропать подобную серятину, заботливо скармливая ее столичной прессе... Каждый, конечно, видит свою истину, и, если мы чего-то и должны, то только то, что сами обязаны говорить о себе, желательно, недалеко от истины.

К середине 80-х намечается распад клубной системы, как не отвечающей цели развития. ЛИК "Алькатраз" сплотив питерцев, новосибирцев, великолукцев, москвичей и других и наметив тенденцию в сторону книжно-политической работы (политическая акция в поддержку Л Пелтиера, Д Рида, самодеятельные концерты и выступления, выпуск газеты "Вассаха" и пр.) перестал отвечать внутренним запросам. Наработанный потенциал требовал воплощения. Все это происходило на фоне огромного духовного подъема, веры в справедливость дела. Уже тогда сложились основные традиции индеанизма в России. Именно в этот период происходит основное отмежевание от хобби в сторону духовного становления. К счастью, процентное соотношение перевешивало в сторону индеанистов-романтиков. Считалось дурным тоном замыкаться на собранном материале и спекулировать им в каком-либо качестве. Клуб, как продукт застойной системы, выполнив свою функцию объединения, распался. Люди определились по интересам и начали собираться на квартирах, ориентируясь на практические действия. Разговоры об индейцах уже не удовлетворяли, теория требовала воплощения. В 1984 г. возникает Алтайская община "Голубая Скала", с этого момента можно говорить о начале объединенного движения. На мой взгляд, самые яркие и трагические проявления целей и задач в нашем движении смогли воплотиться именно в общине "Голубая Скала", и именно на алтайской земле, без сомнения, был проведен самый мощный и продолжительный эксперимент. И до, и после этого проводились попытки общинного существования - Крым, Сибирь, Урал, Псковская область, Прибалтика, Карелия, Ленинградская область и т.д. В различной форме некоторые из общин существуют до сих пор, но это уже не так актуально, как двадцать лет назад.

На мой взгляд, община в середине 80-х выполняла несколько функций, самой важной из которых была альтернатива советскому застойному образу жизни. Существование в мифе, свободная жизнь в единении с природой, сообщество братьев и сестер, исповедующих духовные и материальные индейские ценности. Так же это служило своеобразной формой защиты от идеологического пресса социалистической системы: свобода волеизъявления требовала практического выхода и он не заставил себя ждать. Индеанист, типично городской житель, имеющий смутное представление о жизни в деревне, ринулся осваивать новое существование. Люди подбирались по принципу совместимости целей, воззрений, целью служило создание индеанистского общества, максимальное приближение к основам индейского мировоззрения, создание индеанистской базы (или центра) в последующим воспитанием детей, экологически чистый труд, развитие внутренних духовных качеств и многое другое. Для этого было изучено огромное количество литературы по социальным общинным движениям и т.п. Маркс, Ленин, Сен-Симон, Оуэн, мировой общинный опыт тщательно штудировался, мы не имели права на ошибку. Городскому человеку, решившему сменить город на деревню, пусть даже и в красивом месте, лучше было бы знать прикладные ремесла, азы элементарной психологии и иметь практическую сметку. Собираясь жить по "индейским законам", мы не считали нужным отказываться от таких благ цивилизации, как электричество, магазины, средства связи и передвижения. Выбор пал на деревню, причем деревню, построенную социалистической системой. Так же требовалась работа, либо в совхозе, либо в леспромхозе. Но самые первые трудности состояли в "сельском троеборье" - вода, дрова, помои. Осуществление элементарных удобств пугало городского жителя. Более того, мы сами осложняли свое существование. Длинные волосы, трезвый образ жизни, отсутствие навыков сельского труда, громкая музыка и ночной образ жизни отпугивали местное население, вызывая довольно предсказуемую реакцию. В свою очередь, общинники с легким презрением относились к укладу жизни селян, критикуя то, в чем те нуждаются прежде всего.

Наверняка в уставе каждой общины стоял пункт об экономической независимости от государства. Везде он решался по-разному - от непосредственного официального труда в совхозе до кооперативных форм и арендного подряда. В конце концов нужные знания усваивались, деятельность приносила плоды и материальные вознаграждения, но чем дальше, тем сложнее ощущалось противостояние системы. Органы власти почти что с радостным энтузиазмом включались в борьбу по искоренению общинников, испытывая на нас все формы давления - от принудительного привлечения на общевойсковую переподготовку до инкриминации нарушений уголовного и трудового кодекса СССР. Основная часть местного населения охотно содействовала властям, радостно списывая на "волосатиков" и свои грехи, и чужие. По существу, уровень жизни в современной индейской резервации на порядок превосходил житие в наших общинах, и, закаленные в суровых условиях жизни, прошедшие психологические срывы и стрессовые ситуации индеанисты получили бесценный опыт существования на практике осознав и почувствовав судьбу гонимых.

К счастью, бросивших вызов системе было немало, и, помимо того, что общинный уклад сплотил всех в единую силу, он еще дал возможность общаться в альтернативными людьми и течениями - дзенбуддистами, последователями Рериха, хиппи, староверами и прочими. Завязывались прочные контакты, создавалась новая субкультура, выкристализовывался единый взгляд на перспективы развития индеанизма. Особо хочется сказать о поддержке и пристальном внимании со стороны остальных, кто по ряду причин не присоединился к общинному движению. Можно сказать, что та помощь и поддержка, оказываемые изнутри, а так же летние сессионные выезды еще более сплотили общинников и остальную часть движения. Практически все, прямо или косвенно, приняли участие в жизни общины, а на мой взгляд, русский индеанизм качественно лучше и духовнее по сравнинию с типично хоббистскими течениями на Западе, что так же ощущается на ежегодных пау-вау.

А.Кучменев